Мы рады приветствовать вас на сайте «АВТОКОВРИК»
НОВОСТИ
"Автоковрик" расширяет ассортимент ковриков в салон автомобилей. В продажу поступили резиновые и текстильные автомобильные коврики на следующие модели автомобилей: Ford Focus III; Nissan Juke; Hyundai Solaris, ELANTRA 2011, Kia Soul, PICANTO II, Sorento 2011; Mazda 3 2009, CX-5; Mercedes GL X164; Opel Astra J; Renault Sandero, Duster; Subaru XV; VW Polo sedan, Jetta 2011, Passat B7 2011; Mitsubishi ASX; VW Polo sedan. Огромный ассортимент автомобильных ковриков в наличии.
Розничные магазины:
г. Ростов-на-Дону,
ул. Красноармейская, 157
тел.: +7 (863) 292-30-66
г. Таганрог,
ул. Седова, 2/2,
тел.: +7 (8634) 32-76-32
г. Миллерово,
Рынок МТК, ул. Толстого,
пав. № 63, т.: +7 (86385) 2-99-19
с. Чалтырь
ул. Олимпийская, 1/82
т.: +7 (863) 247-10-66
Интернет-заказы:
E-mail: [email protected]
тел.: +7 (905) 428-29-55
Роберт Ирвин
ПЛОТЬ МОЛИТВЕННЫХ ПОДУШЕК
Сон чудовищ рождает разум.
Шаих Айог
Глава первая
Мужчина в Клетке
Женщины со всех сторон окружали Клетку, словно масса ледяных обломков. Сидя во внутреннем дворе, Орхан с трепетом представлял себе праздных обитательниц Гарема за стенами Клетки. Дамы заплетали друг дружке косы, занимались вышиванием, бренчали на цимбалах, курили наргиле, изучали книги о том, как угождать мужчинам, почесывались и дожидались своего господина. Гарем представлял собой не что иное, как ряд залов ожидания в преддверии секса. Женщины за их досужими занятиями могли разве что рисоваться мысленному взору Орхана. И все же порой — изредка — ветерок действительно приносил из-за высоких стен Клетки — Кафеса — подлинные голоса женщин, поющих или смеющихся. Непривычное звучание женских голосов, подобно журчанию фонтана, освежало и умиротворяло.
Почти всю жизнь Орхан пытался представить себе Гарем за стенами. Каждая третья его мысль принимала форму женщины. Потрать Орхан хотя бы четверть того времени, которое проводил в раздумьях о женщинах, на изучение математики или астрологии, он, несмотря на юный возраст, стал бы уже всеми уважаемым мудрецом. Однако его мысли о женщинах развивались не так, как те, что могли бы возникнуть, ломай он голову над астрологическими теоремами. Орхан пришел к заключению, что в гладкости женских форм есть нечто, сокрушающее логику. Ему казалось, что лучше было бы провести последние пятнадцать лет в размышлениях о маленьком камушке. Для обитателя Клетки мысли о женщинах были одной из отраслей спекулятивной философии, ибо ни одна женщина никогда не переступала порог этого проклятого места. Свою мать Орхан видел в последний раз, когда ему было пять лет. Он сохранил смутное воспоминание о том, как находился в одном из малых павильонов дворцового парка, как тщетно цеплялся за огромную, расшитую тюльпанами юбку и как потом его оттащили возникшие сзади черные руки. То, что Орхан умрет, так больше и не увидев женщину, почти не вызывало сомнений.
Клетка располагалась в центре лабиринта зданий, внутренних дворов и крытых ходов, заключавшего в себе Императорский Гарем. Принцы, томившиеся там в заточении, жили в комплексе комнат, выстроенном вокруг вымощенного плитняком двора с крошечным садиком посередине. Под сводами колоннады, тянувшейся по двум сторонам двора, принцы могли укрываться от солнца и дождя, совершая моцион или попросту болтаясь без дела. Эта крытая прогулочная галерея вела к общей спальне и двум увенчанным низкими куполами гостиным, из которых можно было попасть в небольшие отдельные покои. Жизнь в заточении делила с принцами горстка глухонемых оскопленных слуг. На ночлег евнухи устраивались в кухне и кладовых, с двух других сторон внутреннего двора. Все окна Клетки выходили вовнутрь, в мрачный садик, а запасы провизии пополнялись через отверстие в стене кухни. Единственная, обитая железом дверь Клетки отворялась только для того, чтобы можно было впустить врача или вынести покойника. В тех редких случаях, когда дверь все-таки открывалась, Орхан и его собратья стремились хотя бы одним глазком увидеть вдали проход, известный под зловещим названием «Коридор, Где Джинны Держат Совет».
За опасным Коридором находился Гарем, за Гаремом — остальные помещения Дворца, а за пределами Дворца был Стамбул, но дать такой простор своему воображению Орхан был не в силах. Еще неделей раньше в Клетке было девять принцев. Но однажды, на прошедшей неделе, когда принцы завтракали, устроив пикник во внутреннем дворе, дверь Клетки распахнулась, и просвет заслонили два чернокожих евнуха. Они не вошли во двор, а встали у двери и поманили к себе Барака, самого старшего из принцев. Барак кивнул, прошел между евнухами в дверь и направился дальше по «Коридору, Где Джинны Держат Совет». Он ни разу не оглянулся. Барак и Орхан (второй из принцев по старшинству) заключили между собой договор о том, что когда одного из них освободят, он, если сможет, пошлет за другим. Но не было ни вызова от Барака, ни вестей о его судьбе. Да и никакие другие сообщения из внешнего мира в Клетку не поступали.
Клетка, как и Гарем, представляла собой зал ожидания, но в то время, как одалиски Гарема дожидались утех императорской опочивальни, обитатели Клетки не просто ждали, а готовились стать у кормила власти или умереть. Их судьбы зависели от состояния здоровья и настроения султана Селима и его Гарема. В один прекрасный день Селим вполне мог умереть, и тогда, в тот же день, в Клетку второпях заявились бы придворные и военачальники, которые, уведя с собой одного из принцев, немедленно провозгласили бы его султаном. С другой стороны, куда более вероятным было то, что, прежде чем настанет этот долгожданный день, Селим, действуя под влиянием зловещего сна или нашептываний ревнивой наложницы, внезапно и своевольно повелит казнить одного или нескольких своих сыновей. Тогда, в тот же день, вдоль «Коридора, Где Джинны Держат Совет», выстроились бы глухонемые, и в руках у одного из них был бы шелковый шнурок, ибо, согласно благородной традиции, оттоманская династия казнила своих принцев с помощью удушения.
Возможно, думал Орхан, Селим уже умер, а Барак, позабывший о данном Орхану обещании, стал новым султаном. Существовала и другая возможность: старый султан, который был еще жив, назначил Барака правителем Эрзерума или Амасии. И все же почти не вызывало сомнений то, что Барак умер от удушения. Орхан читал о том, что жертва подобной участи неизменно испытывает эрекцию и эякуляцию — маленькую смерть от оргазма, маскирующую собой большую смерть, которая следует за ней по пятам. Это была одна из разновидностей умирания, по неведомой пока Орхану причине отнесенных в книгах к категории «Смерти Праведника». В изучении смерти Орхан проявлял такое же усердие, как и в размышлениях о женщинах.
До восхода солнца над стенами Клетки оставалось еще несколько часов, но всю ночь было жарко, и Орхан дрожал не от холода. Внезапно он осознал, что не предполагаемая участь Барака — или не только она — вселяет в него страх и дурные предчувствия. Ночью ему снился сон. Орхан уже вспомнил его, но истолковывать не стал, ибо всем было известно, что сон принадлежит тому, кто его видит, а его смысл — первому человеку, которому он рассказывается ради истолкования.
В поисках толкователя Орхан вернулся в помещение, которым принцы пользовались как общей спальней. Семеро принцев спали, лежа на каменном полу. Когда-то они почивали там на тюфяках, да и гостиные были богато убраны коврами и подушками. Но потом Барак, как старший, подозвал всех к себе и заговорил о смысле их жизни. Каждый из них, сказал он, готовится либо стать султаном и властвовать, либо умереть как мужчина. Значит, какая бы участь им ни была уготована, необходимо бороться с недостойной мужчины изнеженностью. Следует развивать в себе оттоманские добродетели и упражняться, дабы сделаться здоровыми, сильными и закаленными. «Разве мы не мужчины?» Принцы последовали примеру Барака и в тот же день начали совершать моцион и упражняться в поднятии тяжестей, борьбе и стрельбе из лука. Мыться они стали только холодной водой. Они в клочья искромсали свою шелковую одежду. Кроме того, принцы, обойдя Клетку, собрали все ковры, тюфяки и подушки и бросили их в костер. Уже два года они спали на каменном полу.
В спальне, устремив безучастный взгляд в потолок, лежал единокровный брат Орхана, Хамид. Из всех принцев не спал только он, и именно он вышел вслед за Орханом во двор. Хамид был рожден наложницей-венгеркой. У него были рыжие волосы и бледная кожа. Для человека столь молодого у него была невероятно волосатая грудь.
Обойдясь без предисловий, Орхан начал рассказывать свой сон:
— Я находился в пустыне, где песок был таким плотным и гладким, что я шел по нему, как по меди. Наступила ночь, и прямо передо мной вдруг возникла, преградив мне путь, какая-то темная фигура. Вздымаясь высоко надо мной, фигура не давала мне прохода, но я вонзил в нее свою саблю, и она упала. Потом я улегся на нее, воспользовавшись ею как подушкой, и стал дожидаться рассвета. Над пустыней стремительно проносились звезды, и незадолго до восхода солнца я сумел разглядеть то, на чем лежал. С виду это слегка напоминало зародыш. Плавность его розовато-белых изгибов и выпуклостей нарушалась кое-где маленькими пучками волос. У твари не было ни головы, ни рук, ни ног, однако имелись пухлые органы — возможно, рты, чьи губы, казалось, кривились и со вздохом раскрывались, когда я наносил ей легкие уколы саблей. Потом, не зная, как поступить, я покинул свой сон.
online-knigi.com
Духовный мир Ли Юя всесторонне отражен в его прозаическом творчестве, раньше мало привлекавшем внимание исследователей. Правда, многое в нем требует уточнения (например, проблема авторства некоторых произведений). Проза Ли Юя включает в себя три цикла повестей и два романа, авторство которых вызывает споры. Наиболее ранний цикл – "Безмолвные пьесы" (всего их двенадцать). Написанные, в общем, в традиционном ключе (по своему сюжету это главным образом любовные и бытовые произведения с оттенком авантюрности), они были опубликованы в пятидесятых годах XVII века. Впоследствии Ли Юй на основе этого цикла выпустил другой сборник, фактически с теми же произведениями, но под другими наименованиями. В полном виде (восемнадцать повестей) он сохранился лишь в Японии. Сюжеты многих повестей тесно соприкасаются с содержанием пьес Ли Юя, например сюжет известного произведения "Рыба камбала", и эта связь разных жанров уже заложена в самом названии сборника ("Безмолвные пьесы"). Она проявляется также в художественной структуре произведений, в характере развития действия, в специфике героев, в особой "театральной" фразеологии, которая в обилии встречается в прозаическом тексте. Влияние драматургии ощущается также и в романах (например, в романе о Вэйяне), где действие происходит как бы на сцене невидимого театра.
Цикл "Двенадцать башен", появившийся несколько позже, ознаменовал новый этап в творчестве Ли Юя – прозаика, охарактеризованный значительно более высоким уровнем художественного мастерства. Этот цикл, большая часть которого представлена в данном сборнике, писатель создал в пору творческой зрелости. В своих произведениях он развивает лучшие традиции жанра повести, ярко проявившиеся ранее в знаменитых собраниях Фэн Мэнлуна и Лин Мэнчу. Не случайно цикл Ли Юя имеет и другое название, очень близкое наименованиям сборников Фэна: "Слово знаменитое, мир пробуждающее". Действительно, повести Ли Юя воспроизводят стиль предшествующей прозы: сказовый характер повествования, особенность композиции, слог, однако в них можно заметить и нечто новое – черты авторского художественного видения, яркого индивидуального стиля. Его повести – это уже не те старые "хуабэнь" ("основы рассказа" – подстрочники для сказителя), которые ведут свое начало от Сунского сказа, отличаются они и от "подражательных хуабэнь", популярных в эпоху Мин.
Ли Юй был большим мастером рассказа, умевшим как в устной беседе, так и на письме увлечь слушателя и читателя. Современники отмечали "удивительность и новизну", свойственную его письму. Сам же он подчеркивал, что стремится "обновить слух и зрение" современников. Элемент "интересной беседы" писатель вводит в прозу и пьесы, благодаря чему сюжет произведений делается более динамичным, а действие – занимательным. "Интересность" историй усиливается юмором, который в произведениях этого литератора принимает самые разные оттенки: от легкой иронии до сарказма. Современники нередко писали и о его "грубой шутливости". Ли Юй не чурается в своих произведениях фривольностей и эротизма, которые обычно носят у него черты утонченной чувственности.
Ли Юй написал два небольших романа, хотя авторство обоих полностью не доказано (до сих пор не найдены авторские рукописи или экземпляры с авторскими замечаниями). Это – "Повествование о круговых письменах" ("Хуэйвэньчжу-ань") и "Подстилка из плоти" ("Жоупутуань"). Они написаны в разной манере и как бы "разным слогом": первый в традиционном романтическом ключе (роман о верной любви), а второй в манере бытового нравоописательного рассказа, который восходит к знаменитому роману конца XVI века "Цзинь, Пин, Мэй". Наиболее интересен второй роман, так как именно в нем выражены некоторые характерные тенденции эпохи и мироощущение самого автора.
В XVII веке китайское общество переживало не только большие потрясения, но и весьма интенсивное и динамичное развитие. Особенностью того времени была, в частности, широкая демократизация жизни в связи с расцветом китайского города и ростом городского населения (торговцев, ремесленников). Новые вкусы и привычки, общественные и личные пристрастия и эстетические требования этих вновь рождающихся городских слоев сказывались на общем состоянии культуры и литературы. Не случайно широкую популярность приобрели "демократические жанры": повесть и роман, народные песни и повестушки. В жанрах и стилях литературы происходили значительные трансформации, что, например, проявилось в "заземленности" сюжетов, упрощенности ситуаций, травестийности героев, относительной простоте литературного языка и в "грубости слога". В литературе получили распространение черты гедонизма и чувственности, что, вообще говоря, было свойственно атмосфере эпохи. Эти тенденции были характерны для среды аристократии, торгового сословия, а также для самого императорского двора. В литературе же, отражая тенденции жизни и нравов, появились такие произведения, как "Повествование о глупой старухе", "Жизнеописание господина Желанного", упомянутые, кстати, в публикуемом в этом сборнике впервые на русском языке романе "Полуночник Вэйян, или Подстилка из плоти".
Сюжет этого произведения довольно прост, даже банален. Он развивается как авантюрное приключение любвеобильного студента Вэйяна (своего рода китайского Дон-Жуана). Отвергнув благие советы отшельника Одинокого утеса, Вэйян встал на путь любовных удовольствий и плотских утех, дабы познать (как говорит герой) смысл жизни. Однако постижение земных радостей оборачивается для героя самым плачевным образом, а его отнюдь не благие устремления терпят крах. Разочарованный в жизни, он вспоминает пророческие слова достойного инока и "меняет колею". Однако его "прозрение" достигается слишком высокой ценой – самооскоплением. Впоследствии свой "брег спасения" он находит в монашестве. Грехопадение и прозрение героя отражены в двух авторских названиях романа: одно ("Подстилка из плоти" – здесь под словом "подстилка" имеется в виду молитвенная циновка монаха) намекает на путь плотских утех, по которому долгое время следовал герой (первая часть романа), а второе ("Просветление, пришедшее с прозрением" – "Цзюэхоучань") намекает на то откровение ("прозрение"), которое снизошло на Вэйяна в конце его жизненного пути. В китайском тексте "просветление" и "прозрение" соответственно выражены многозначительными словами "чань" (буддийское просветление) и "цзюэ" – "пробуждение и осознание". Кстати, некоторые прозаические произведения Ли Юй подписывал псевдонимом Прозревший праведник.
Авантюрный сюжет, представляющий собой цепь любовных приключений Вэйяна, далеко не исчерпывает содержание этого весьма емкого по мысли произведения. В занимательном действии скрывается глубокая идея о смысле, цели и предназначении человека в жизни. Этими мыслями часто наполняются монологи и диалоги героев романа, нередко принимающие форму своеобразных философских диспутов. С одним из подобных споров о смысле бытия читатель сталкивается уже в первых главах, где старый отшельник старается раскрыть перед юношей смысл достойных деяний, а его собеседник, отвергая благие советы, пытается доказать, что смысл бытия заключен в познании человеком радостей жизни. Этот диспут, по существу, продолжается до самого конца романа. В общем он отражает те споры, которые происходили в китайском обществе той поры, – споры между идеей конфуцианской добродетели или буддийской аскезы и жизнеутверждающей силой бытия. В романе всесильная идея воздания за поступки побеждает, а сам герой под ударами судьбы вынужден признаться в своих прегрешениях и раскаяться. Надо сказать, что в рамках буддийской идеи Инь – Го (Причины – Следствия) и "Колеса судеб" развивалось множество сюжетов в литературных памятниках того времени, и едва ли не в большинстве идея всесильной Кармы одерживает победу.
Суровый финал произведений (как в нашем романе) в общем предопределен. Но тогда почему же столь прельстительны картины изображенного бытия – все эти любовные приключения, бесконечные утехи "за спальным пологом" и непрестанные наслаждения? Почему автор с явным удовольствием, даже с неким упоением живописует картины карнального бытия? В романе об этом говорится устами автора и комментатора: дабы наглядно показать "мерзость блудодейства", то есть ту страшную опасность, которая таится в страстях человеческих. Но человек, осознавший эту опасность, способен исцелиться ("повернугь главу") и прозреть. Автор в первой главе пишет, что, показывая "радости за спальным пологом", он надеется излечить людей от "темных страстей", как искусный врачеватель лечит больного лечебной иглой. Однако в авторских рассуждениях звучит и чисто прагматическая мысль: "Если бы автор написал эту книгу как-то иначе, ее никто не стал бы читать и она, наподобие оливы, оставила бы во рту горький привкус". Между тем автор желал, чтобы его произведение напомнило бы читателю "сладкий финик".
И все же главное, что побудило автора написать свое сочинение именно в таком ключе, – это желание показать жизнь такой, какова она есть в действительности, без прикрас и украшательства – жизнь в кипении ее страстей. Отсюда черты фривольности и откровенного натурализма, которые шокировали тогдашних пуристов. Вполне возможно, это был своеобразный вызов тем нравоучителям-ортодоксам, которые в своих сочинениях намеренно уходили от реальной жизни. Автор продолжал традицию изображения нравов, которая восходила к его недалекому предшественнику – анонимному автору романа "Цзинь, Пин, Мэй", хотя два этих произведения похожи далеко не во всем.
profilib.me
Ли Юй
Полуночник Вэйян, или Подстилка из плоти
СУДЬБА КИТАЙСКОГО ДОН ЖУАНА
В мировой литературе в разных вариантах издавна заявила о себе тема поисков любовного идеала, обретения его через всякого рода жизненные соблазны и утехи, нередко плотские соблазны и чувственные утехи, поскольку изначальное стремление героев этих поисков обычно продиктовано желанием обладания (физического обладания) объектом своей любви. В рамках темы возник герой, вернее, герои, так как в длинный ряд искателей-сластолюбцев вписывается не только Дон Жуан, ставший классическим образом западноевропейской литературы, но отчасти и другие литературные персонажи, такие, как беспутный Жиль Блаз или циничный Ловелас (Ловлас), и другие, хотя каждый из них, разумеется, по-своему специфичен и отражает какие-то иные черты человеческого поведения. Сближает же всех этих героев всепоглощающая страсть к чувственным удовольствиям и наслаждениям. Герой, носитель этих черт, далеко не однозначен, поскольку сама тема достаточно широка и многозначна, отчего и подход того или иного автора к образу своего героя различен.
Когда проблема любовного искуса рассматривалась автором с точки зрения моралиста, тем более религиозного (как, скажем, в средневековой литературе), то она обычно подавалась под знаком осуждения героя и его поступков. Если бы, например, во времена Данте был жив Дон Жуан, то великий поэт, осудив его, не колеблясь поместил бы его, как и других героев-сластолюбцев, в один из кругов своего зловещего вместилища грешников, где мечутся и страдают те (Елена и Клеопатра, Парис и Тристан), кто «предал разум власти вожделений». Осужденные религиозной моралью за свое влечение к наслаждениям, они не знают ни приюта, ни утешения, поэтому вынуждены вечно скитаться в неуютной вселенной: «Туда, сюда, вниз, вверх, огромным роем; им нет надежды на смягченье мук или на миг, овеянный покоем» (Данте. Божественная комедия. БВЛ. М., 1967. С. 96).
Средневековая мораль относилась к греху сластолюбия и блудодейства столь сурово и безжалостно не только на Западе, но и на Востоке, о чем, в частности, свидетельствуют постулаты буддийского учения, которое составляло одну из важнейших этических основ жизни и поведения людей на Востоке (в Китае, Японии и других странах) в эпоху Средневековья. Так, например, среди Восьми заповедей буддизма (или Восьми запретов, кои нельзя преступать) уже на третьем месте после заповедей «не убий» и «не кради» стоит заповедь «не блудодействуй» («бу се инь» — «не твори зло блуда»). Эта заповедь часто образно раскрывалась в многочисленных литературных сюжетах, которые составляли содержание рассказов о людях, подверженных порочной страсти. Религиозная мораль, как на Западе, была здесь беспощадна. И если необходимо было показать героя-сластолюбца, то он изображался, как правило, безмерно похотливым, а его поступки возводились в ранг проступков и пороков, они приравнивались к промыслам греховным и сатанинским. В то время существовала твердая вера людей в идею «предестинации», то есть «воздействия нечистой силы на человека и невозможности от нее избавиться. Она везде, вокруг человека». (Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры». М, 1981. С. 291).
Разные литературные памятники давали в этом отношении многочисленные и яркие примеры. Герой известной русской повести Савва Грудцын, склонный к греху любодейства, в какой-то миг своей жизни поддается искусу и встает на путь плотских утех, и сразу же его ждут тяжелые испытания. Все поступки героя изображаются русским автором под знаком замыслов нечестивых и лукавых: «Ненавидяй же добра роду человечю супостат диавол, видя мужа того добродетельное житие и хотя возмутити дом его, абие уязвляет жену его на юношу онаго к скверному смешению блуда и непрестанно уловляше юношу онаго льстивыми словесы к падению блудному…» (Изборник. БВЛ. М., 1969. С. 610). Автор в яростном негодовании восклицает, что герой «всегда бо в кале блуда яко свиния валяющеся…». Не менее многозначительна сентенция китайского автора, который так квалифицирует любовное влечение человека: «Сеть любовной страсти опасна для любого возраста, и кто запутался в ней, уподобляется дикому зверю. Он готов залезть на стену, проползти в самую узкую щелку, он отдает свою душу демону. Ради мимолетного наслаждения он становится зверем и преступником». (Проделки Праздного Дракона: Двадцать пять повестей XVI–XVII веков. М., 1989. С. 526. Пер. Д. Воскресенского). Как видим, оценка одного явления в том и другом случае (у авторов примерно одной эпохи) схожая, называется даже один и тот же источник искушения: «дьявол» и «демон».
Однако палитра оценок поведения сластолюбцев все время менялась. Едва литературе удается хоть немного освободиться от жесткой скорлупы религиозной идеологичности, как подход к явлению также изменяется вместе с изменением самого героя. Байроновский Дон Жуан, к примеру, даже наделен поэтом многими положительными чертами, поэтому он скорее воспринимается как жертва судьбы и обстоятельств, нежели как преступный обольститель. Поэт, как бы по-дружески журя героя, случайно сделавшего промашку, иронически замечает: «Всему виной луна, я убежден, весь грех от полнолуний…» (Байрон Д.-Г. Паломничество Чайльд-Гарольда. Дон Жуан. БВЛ. М., 1972. С. 323). Герой Байрона не испорчен и не развратен, он часто даже бывает по-детски наивен и целомудрен, так как старается (другое дело, искренне ли) оставаться верным объекту своей любви. Жажда физических наслаждений уходит у него куда-то на второй план, а на первый выступает романтическая мечта о некоей духовной близости с женщиной-идеалом. Автор скажет: «Мое желанье проще и нежнее: Поцеловать (наивная мечта!) весь женский род в одни уста…» (Там же. С. 451).
Герой-сластолюбец порой приобретает множество положительных черт, как, например, Дон Жуан у Гофмана (новелла с тем же названием), где он не раб темной страсти, а некий борец с судьбою — жестокой и темной силой, способной низвергнуть и раздавить человека. Гофмановский Дон Жуан, родившийся «победителем и властелином», вольнолюбив, он пытается даже вступить в борьбу с роком (фактически — с самим Небом) во имя своего счастья. Он надеется, что «через любовь, через наслаждение женщиной уже здесь, на земле, может сбыться то, что живет в нашей душе как предвкушение неземного блаженства…» (Гофман Э.-Т.-А. Житейские воззрения кота Мура: Повести и рассказы. М., 1961. С. 394). Правда, эту еретическую мысль герою внушает также «лукавый» (как и Савве), но позитивный заряд в поступках гофмановского героя несомненен. Не лишен симпатичных черт и Дон Гуан у Пушкина. Хотя другой герой, дон Карлос, называет его «безбожником и мерзавцем».
Небольшой разговор о «разных Дон Жуанах» подвел нас к аналогичной теме в китайской литературе и к ее центральному образу — аналогу западного Дон Жуана, который так же многозначим, как и западный герой. Он очень похож на европейских собратьев, но во многом не схож с ними. Речь пойдет о Вэйяне — герое китайского романа XVII века Ли Юя, имеющего броское название «Подстилка из плоти» («Жоу путуань»). У китайского героя есть своя предыстория и свои прототипы, что само по себе интересно, но требует особого разбора. Сейчас же мы отметим другое важное обстоятельство — ту атмосферу, в которой получили развитие тема и герой. В эпоху XVI–XVII веков (а речь идет прежде всего именно об этой эпохе — своего рода перевале китайской истории) китайское общество и его духовная жизнь переживали интенсивный и бурный период своего развития. Среди многих специфических черт этого времени можно, в частности, отметить широкую демократизацию жизни в связи с бурным развитием города, ростом городского сословия (своего рода третьего сословия), которому были свойственны свои привычки и вкусы, свои пристрастия и эстетические требования, что не могло не сказаться и на литературе. Поэтому не случайны, к примеру, в литературе известная «заземленность» сюжетов, относительная простота языка повествования, травестийность образов, натурализм изображения людей и жизни и многое другое. В этом сказалось стремление авторов отразить вкусы и настроения общества, приблизить поэтику литературы к эстетическим запросам широких общественных слоев. Одной из характерных черт литературы этого времени (в особенности прозы), в частности, являются нотки гедонизма и чувственности, откровенной эротики, которые в эту пору получают особо мощное звучание. Данная особенность изображения людей и явлений жизни характерна для многих жанров, но прежде всего для повествовательной прозы, романа и повести. Натуралистическое изображение быта и нравов стало если не общей, то весьма распространенной чертой многих произведений литературы. Появились литературные образцы, в которых тема плотских наслаждений, а отсюда и ярко выраженный гедонизм персонажей играли в поэтике произведений огромную роль. В эту эпоху известны, например, такие крупные произведения, как «Повествование о глупой старухе», «Жизнеописание господина Желанного» (или «господина для удовольствий»), и многие другие (заметим, кстати, что вышеназванные произведения читают герои нашего романа). Откровенный эротизм можно видеть во многих повестях из знаменитых коллекций Фэн Мэнлуна («Троесловие») и Лин Мэнчу («Рассказы совершенно удивительные. Выпуск первый и второй»), К числу подобных образцов конечно же относится и самое крупное произведение нравоописательного жанра — «Цзинь, Пин, Мэй» с его знаменитым героем-распутником Симэнь Цином, а также появившийся спустя несколько десятилетий роман Ли Юя «Жоу путуань», в котором «донжуановская тема», а точнее — тема чувственных наслаждений, звучит весьма громко и со своими специфическими нюансами.
www.rulit.me
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Назад к карточке книгиЭякуляция – приток и выброс семени – представляет собой ощущение наивысшей стимуляции и особого наслаждения для любого мужчины. Мужчина, предпочитающий ощущение удовольствия, вызываемое эмиссией семени, сможет найти для себя приемлемый метод в технике исцеляющего сдерживания семени, при котором семенная энергия не теряется, а сексуальное наслаждение не уменьшается. Эта даосская техника называется «техникой экстракции». При такой форме применения этой техники у мужчины происходит «экстракция» жизненных компонентов, то есть сущности семени, и их возвращение в тело мужчины. Жидкость, остающаяся после экстракции, в целом не имеет никакой ценности (по мнению древних даосских мудрецов, это семя больше не годится для репродуктивной функции). Мужчина извергает оставшуюся жидкость и испытывает знакомое ощущение наслаждения, ассоциирующееся с эякуляцией.
1. Мужчина доходит до интенсивности в 98 или 99%, пока не достигает точки последнего толчка, ведущего к эякуляции (100%).
2. В этот самый момент он производит сжатие мышцы-сжимателя заднего прохода, как в мужском упражнении «олень» (напрягает анус и тазовое дно и задерживает дыхание). Это снижает интенсивность сексуальной активности мужчины до 60–70%, как и желание. Затем мужчина может продолжать совершать глубокие и мелкие толчки пениса.
3. Технику сдерживания следует применять 5–8 раз подряд. Только после этого мужчина должен переходить к эякуляции. Эякуляция происходит, но при этом выбрасывается оставшаяся жидкость. Мужчина может эякулировать без опасений потерять жизненно необходимые компоненты, содержащиеся в семени.
• Применяя технику сдерживания или экстракции, мужчина учится контролировать функцию предстательной железы и не допускать стимуляции сверх 98 или 99%.
• При сжатии мышц заднего прохода и тазового дна предстательная железа опустошается. Однако здесь это происходит в другом направлении, чем при обычной эякуляции. Вместо выбрасывания семени наружу оно поступает внутрь и вверх, к мозгу, чтобы питать его. Этот процесс называют «обратной эякуляцией».
• Поскольку упражнение «олень» для мужчин, используемое во время техники экстракции, стимулирует также кровообращение в области лобковой кости, семя вместе с кровью поступает в другие участки организма и питает внутренние органы, железы, нервы и прочие части тела.
• Одновременно мужчина переживает острый и все усиливающийся оргазм, так как техника экстракции стимулирует сокращения простаты.
• Техника экстракции позволяет мужчине и женщине не только испытать неограниченно сильный оргазм; она оказывает также целительный и благоприятный эффект на обоих партнеров и главное, очень благоприятный эффект на мужчину.
Число удерживаний семенной энергии мужчиной – Повышение способности организма к самоисцелению, а также силы, жизнеспособности и выносливости
Один раз – Интенсифицирует энергию семени, укрепляет тело и его жизненную энергию. Дом семенной сущности.
Два раза – Укрепляет глаза, нос и уши. Дом роста – щитовидная железа.
Три раза – Повышает сопротивляемость организма, укрепляет иммунную систему и замедляет процесс старения. Дом воды – почки
Четыре раза – Укрепляет эндокринную систему и пополняет энергетические резервы: половые железы, надпочечники, поджелудочная железа, вилочковая железа, щитовидная железа, гипофиз и шишковидное тело. Дом надпочечников
Пять раз – Улучшает кровообращение, предупреждает инсульт и инфаркт, а также флебит. Дом сердца – вилочковая железа.
Шесть раз – Укрепляет мышцы, сухожилия и связки и повышает их эластичность. Дом воды – почки/мочевой пузырь.
Семь раз – Снабжает кости энергией, предупреждает артрит и атрофию костей. Дом воды – почки/мочевой пузырь. Дом сердца – вилочковая железа.
Восемь раз – Создает и укрепляет ауру, а также «шестое чувство» – экстрасенсорные способности. Дом интеллекта – гипофиз. Дом разума – шишковидное тело.
Девять раз – Исцеляет все недуги тела и разума, способствует неограниченному здоровью и долголетию. Дом разума – шишковидное тело. Дом интеллекта – гипофиз. Дом роста – щитовидная железа. Дом сердца – вилочковая железа. Дом трансценденции – поджелудочная железа. Дом воды – надпочечники. Дом семенной сущности – половые железы.
Десять раз – Выводит мужчину на высокий уровень духовности, поскольку гипофиз и шишковидное тело полностью заполняются новой жизненной энергией. Дом разума.
Эти данные взяты из книги Су-Нюэ Чин по диагностическим и терапевтическим процедурам медицины дао. Они способны побудить мужчину к выполнению техники экстракции, поскольку чем чаще мужчина удерживает семенную энергию при половом акте с партнершей, тем здоровее и выносливее становится его организм. Организм получает больше энергии и питательных веществ, что, в свою очередь, придает ему большую силу и выносливость, красоту и уверенность.
Примечание. Целительный эффект сдерживания семенной энергии проявляется и во время мастурбации. Правда, гораздо приятнее и полезнее использовать технику экстракции во время полового акта с партнершей, так как реальность намного превосходит воображение.
Бай-Хуэй – «Точка встречи всех меридианов» (Ду Май 20), точка на темени
Согласно древнекитайской классификации системы врачевания, теперь известной и на Западе, мужское семя состоит из «семи семенных энергий». Целительная сила семи семенных энергий была по достоинству оценена еще в древние времена, так как эти энергии укрепляют и питают эндокринную систему желез, а значит и иммунную систему.
«Семь семенных энергий», вновь возвращаемых в организм в результате техники экстракции:
В 1965 году доктор Такучи Шотаи из Токио уже занимался изучением «семи семенных энергий». Результаты его исследования и эффекты энергий семени на половое влечение поразили японскую общественность. Что же вызвало такое удивление?
Экстракты «семи энергий семени»: Сильтинум, Кускута, Люциум, Рубус, Плантаго, Элеттария и Шизандра, были протестированы на 75 супружеских парах в возрасте примерно от 50 до 80 лет. Супружеские пары были физически и ментально здоровы, но все супруги утратили сексуальное влечение и годами не вступали в половые контакты друг с другом. Всего через 2 недели после начала принятия этих экстрактов семени 20 пар возобновили занятия сексом, а еще через 4 недели половые контакты наблюдались уже у 50 пар.
Через 18 недель у 70 пар были регулярные половые контакты. По причине строгих японских традиций эта практика была категорически запрещена в то время. Даже в наши дни эти семенные экстракты имеют тайный сбыт в Японии, Америке и даже в странах Европы. С помощью внутренних упражнений дао и в первую очередь упражнения «олень» для мужчин по сжатию мышцы заднего прохода с напряжением лобково-копчиковой мышцы, «семь семенных энергий» реактивизируются и сексуальная потенция восстанавливается. Однако этот простой метод регенерации функции эндокринной системы требует ежедневной практики, поскольку старая поговорка гласит: «Практика есть залог совершенства!»
Примечание. При потере слишком большого количества семени восстановление «семи семенных энергий» может потребовать более длительного времени, что значительно снижает связанную с этим активность и в итоге ослабляет жизненную силу мужчины.
Точка акупрессуры ень-мо
Знание о том, где, как и когда осуществлять акупрессуру точки ень-мо, естественно, требует определенной практики. Сила надавливания должна быть точно рассчитанной – не слишком сильной и не слишком слабой. Сначала можно практиковаться во время мастурбации, пока не убедитесь, что правильно нашли эту точку.
Надавливать на точку ень-мо в сущности очень просто. Немного попрактиковавшись, вы сможете нажимать ее так, что ваша партнерша этого даже не заметит.
• Перед самой эякуляцией положите руку на внутреннюю сторону бедра и найдите эту точку. Нажмите достаточно сильно, чтобы предупредить выброс семени из предстательной железы.
• Если вы нажмете слишком близко к яичкам, семя попадет в мочевой пузырь и позже выйдет из тела вместе с мочой. Если вы несколько раз надавите не на то место, семя вызовет раздражение мочевого пузыря, которое может привести к воспалению.
• А если нажать слишком близко к анусу, это не остановит эмиссию семени. В таком случае упражнение окажется бесполезным.
• Во избежание потери семени, каналы у основания предстательной железы должны быть закрыты нажатием пальца. Только в этом случае семя будет направлено в обратную сторону и впитается в кровь.
Специфическая акупрессурная точка размещается между задним проходом и мошонкой. Эта таинственная точка, «слияние всех энергий инь», место, где объединяются управляемые и управляющие сосуды, называется ень-мо. Если нажать ее тремя пальцами, она ощущается как небольшая впадинка.
Если нажать на точку ень-мо непосредственно перед извержением семени, эякуляцию можно повернуть без извержения семени наружу. С помощью этой техники мужчина способен преобразовать свое семя и достичь более интенсивного оргазма без потери семени. Одновременно семя полностью покидает полную предстательную железу и впитывается в кровь. Семенная энергия поступает вверх через меридианы, начинающиеся в этой точке, вместо того, чтобы покинуть тело (что происходит при обычном семяизвержении).
Таким образом мужчина не лишается приятных ощущений, сопровождающих сжатие простаты во время эякуляции, и не утрачивает положительную семенную энергию. Однако следует нажимать на точку ень-мо до завершения оргазма или последующей трансформации семени.
Даже после того как пик оргазма миновал, мужчина должен продолжать мастурбировать и нажимать на точку ень-мо, пока не закончатся приятные ощущения, сопровождающие сжатие предстательной железы.
Техника акупрессуры ень-мо беспроигрышна, так как позволяет мужчине значительно продлить эрекцию его «храброго воина» и продолжать любовную игру, пока женщина не испытает оргазм. Говорят, что с помощью этого метода можно также предотвратить нежелательную беременность партнерши.
Просим запомнить! Если у вас воспаление предстательной железы, вы должны сходить к врачу и пройти курс лечения, прежде чем осваивать технику прерывания эмиссии семени. Однако в период выздоровления можно выполнять упражнение «олень» по сжатию лобково-копчиковой мышцы, которое ускорит процесс заживления.
После того как вы применили технику акупрессуры ень-мо и успешно предотвратили эякуляцию, вы можете проверить, возвратилось ли семя в систему кровообращения или попало в мочевой пузырь. С этой целью надо помочиться в баночку. Мутная моча означает, что семя попало в мочевой пузырь. Через один-два часа это станет более очевидным, потому что семя осядет на дно банки, а прозрачная моча окажется сверху.
• У мужчин, питающихся преимущественно щелочной пищей, моча часто пузырится. При попадании семени в мочу она будет пузыриться еще интенсивнее.
• При обычной эякуляции, то есть если вы не нажимаете на точку ень-мо или не прерываете семяизвержение с помощью мужского упражнения «олень», около одной трети извергаемого семени попадает в мочевой пузырь.
Обе техники прерывания эякуляций не являются лишь плодом теоретических изысканий. Они демонстрируют направленный, мощный стимулирующий результат волевого акта, который проявляется не только в сексуальности, но и в омоложении организма мужчины, практикующего эти методики. Даосы называют эту процедуру возвращения в организм творящей силы половых желез «возрождением». Многие мужчины и даже женщины полагают, что неестественно останавливать эякуляцию, даже если это приносит мощный положительный эффект. На уровне человеческого сознания эякуляция должна представляться столь же естественной и неизбежной, как смерть. Как говорится, во время каждой эякуляции мужчина переживает «маленькую смерть». Тем не менее на более высоком уровне сознания все, что люди рассматривают как неестественное, имеет вполне естественную и логическую причину. Если вы хотите принять решение в пользу природы и долголетия, вам просто необходимо прерывать эякуляцию и менструацию, конечно, если вы не собираетесь зачать ребенка.
Как могут простые методы, вроде нажатия на точку ень-мо и выполнения упражнения «олень» для мужчин, оказывать столь глубокий эффект на организм?
Предстательная железа сжимается и снова расширяется во время нормального оргазма с эмиссией семени. Нажимая на точку ень-мо, мужчина может определить, насколько быстро опустошается предстательная железа. При нормальном оргазме это может произойти в доли секунды. Когда используется даосская методика акупрессуры точки ень-мо, процесс опустошения простаты может растянуться на время вплоть до пяти минут, что приводит также к более продолжительному и интенсивному оргазму вплоть до пяти минут. Но еще большую важность имеет тот факт, что энергия и питательные вещества семени, содержащие такие жизненно необходимые компоненты, как витамины, минералы и аминокислоты (по результатам научных исследований), сохраняются в теле. При применении этой техники семя не попадает в мочевой пузырь или мочеиспускательный канал. Вместо того оно остается в предстательной железе. Оттуда семя попадает в систему кровообращения, поднимается вверх по телу и распределяется в семи железах эндокринной системы, снабжая ее энергией. Это обеспечивает все тело жизненными энергиями и питательными веществами, активизирует клетки кожи, смазывает суставы, укрепляет нервы и тем самым обеспечивает прекрасную защиту от таких заболеваний, как рассеянный склероз. В акупунктуре точку ень-мо называют «первым концептуальным меридианом». Это энергетическая дверь, через которую из тела мужчины непрерывно вытекает энергия. Даже половое воздержание не в состоянии остановить эту «утечку». Однако с помощью акупрессуры ень-мо и последовательности упражнений «олень» можно перекрыть этот «кран» и тем самым предотвратить невольную потерю организмом столь необходимых ему жизненных энергий.
• Для этой цели в даосизме существует еще сидячая поза, когда пятка одной из стоп надавливает на точку ень-мо, также останавливая энергетическую утечку. Даже на Западе эта поза описывается как чрезвычайно важная техника. Сидеть на седалищной кости рекомендуется не только для стабилизации всего позвоночного столба; давление на точку ень-мо как на точку соединяющую обе ноги, также останавливает энергетическую утечку. Можно подкрепить этот эффект смыканием ануса и тазового дна в различных вариациях (7 сжатий для каждой из 7 желез – всего 49 раз).
• Кончик языка представляет собой дополнительную важную точку, через которую выходит энергия. Поэтому даосская медицина рекомендует помещать кончик языка на десны и загибать его вовнутрь, чтобы остановить выход энергии из тела во время медитации или в ситуациях, грозящих вызвать стресс.
Женщины тоже должны иметь представление о чудесном эффекте акупрессуры ень-мо, так как она способна помочь женщине и ее партнеру достичь небывалых высот во время полового акта. Если женщина нажимает на эту точку стимуляции непосредственно перед мужским оргазмом, это во много раз повышает желание обоих партнеров.
Однако еще в древнем Китае техника акупрессуры точки ень-мо помогала в планировании семьи и предотвращении нежеланных беременностей. Древние китайские писатели повествуют о том, что крестьяне, как правило, радовались прибавлению семейства, потому что это означало, что в доме появятся новые работники. Если женщина много рожала, это считалось благословением богов, поскольку беднякам не приходилось обращать слишком много внимания на здоровье или обучение детей.
Желтый император, его министры и военачальники, охрана и дворцовая знать относились к этому совершенно иначе. Для них гораздо более важную роль имели брак, соответствующий рангу человека, ум и законнорожденность ребенка, необходимость иметь сына и наследника, а также заботы о его здоровье и хорошем образовании. Все представители китайской аристократии использовали точку ень-мо и обе техники упражнения «олень» для мужчин для планирования семьи, чтобы предотвратить зачатие нежеланных, незаконнорожденных детей или зачатие в неподходящее время. Необходимость защиты семени являлась глубоко укоренившимся убеждением. Дети не должны были страдать от глупости или ошибок своих легкомысленных родителей.
Вот почему Иань, даосский врач, живший в период династии Хань, писал:
«Мужественность (семя) исходит от ян. Однако ян легко приводится в возбуждение (эрекция) и истощается столь же быстро (потеря способности к эрекции). Женственность (нефритовые врата) исходит от инь. Однако инь медленно возбуждается («выпуская на свободу водный поток»), и его удовлетворение также достигается медленно («девять ступеней женского оргазма»). Итак, если инь присутствует в избыточных количествах и обладает стойкостью, ян является ограниченным и уязвимым (потеря во время эякуляции). По этой причине контроль эякуляции с помощью акупрессуры точки ень-мо представляет собой один из путей сохранения здоровья и долголетия».
Те же корреляции отражаются и в большей продолжительности жизни у женщин, которые в среднем живут на 5–15 лет больше, чем мужчины. Ключ к возвращению от дисбаланса к равновесию лежит в правильной регуляции отношений между двумя полами: между огнем (мужчиной) и водой (женщиной), в пути инь и ян, который помогает нам укрепить здоровье и продлить жизнь с помощью сексуальности. Точка акупрессуры ень-мо является одним из важнейших аспектов для преобразования мужской семенной энергии. Только на более высокой стадии мастерства акупрессуру ень-мо можно заменить упражнениями по напряжению лобково-копчиковой мышцы, обеспечивающими более эффективный контроль над направлением семени назад. Техника акупрессуры ень-мо является одновременно полезной и очень приятной; тем не менее она вскоре остается позади как «техника для начинающих», как только мужчина освоит такие методики, как упражнение «олень».
Теперь можно представить, что мои читатели, и мужчины, и женщины, спрашивают, как может секс без мужской эякуляции вообще приносить какое-то удовольствие? Желтый император тоже задавался этим вопросом, когда его советники рекомендовали ему начать практиковаться в контроле семяизвержений. По этому поводу между Бэн-Цзэ и Радужной девушкой состоялся следующий разговор, который содержится в даосском манускрипте «Секреты нефритовой палаты».
Радужная девушка: Принято считать, что мужчина получает от эякуляции великое удовольствие. Но освоив методы дао, он будет выбрасывать все меньше и меньше семени. Не уменьшится ли тогда испытываемое им удовольствие?
Бэн-Цзэ: Напротив. После извержения семени мужчина чувствует себя усталым, в ушах у него стоит звон, глаза смыкаются и его тянет ко сну. Он испытывает жажду, а его конечности становятся вялыми и одеревенелыми. Удовольствие от эякуляции длится краткие мгновения, за которыми следуют долгие часы усталости. Несомненно, это не настоящее удовольствие. С другой стороны, если мужчина регулирует извержение семени и сводит его к абсолютному минимуму, его тело укрепляется, разум остается свободным, а зрение и слух обостряются. Несмотря на то, что мужчина иногда сознательно отказывается от ощущений, связанных с семяизвержением, его любовь к своей женщине значительно усиливается. Такое впечатление, что он никак не может насытиться любимой. А это истинное длительное наслаждение, разве не так?
Просим отметить, в последнем предложении содержится особенно тонкое и важное наблюдение. Мужчина, который постоянно поддерживает высокий уровень тестостерона в организме и повышает запас спермы и других компонентов мужской сущности за счет контроля эякуляции, ощущает, как растет его любовь и привязанность к жене. Его любовное желание также возрастает.
В даосском любовном искусстве акцент делается не на романтическом аспекте любви, а на правильной технике. Это скорее напоминает спортивное состязание. Победы одной стороны недостаточно – обе команды должны быть «в форме» в результате практики, и обе должны знать правила игры. Однако взгляд даосов на секс как на сражение, «поле битвы, усыпанное цветами», ни в коей мере не идентичен тому, что на Западе любят называть «борьбой полов». Последний термин указывает на фундаментальный конфликт противоположных взглядов и яростную борьбу за половое превосходство, которая выходит за рамки спальни. Даосы же подразумевают практические, тактические аспекты собственно сексуального акта – то, что они называют «постельной стратегией».
В эротическом романе »Молитвенный коврик плоти» Ли Ю, писателя периода династии Мин, мы находим удивительное описание этого «боевого» подхода к сексуальным отношениям.
• Если отвлечься от количества участников, существует ли реальное различие между битвами, которые ведут армии, и битвами, которые происходят в постели? В обоих случаях главная задача командующего состоит в оценке диспозиции и в получении доступа к силам противника.
• В сексуальном акте мужчина прежде всего обращает внимание на холмы и долины женщины, а женщину более всего интересуют размер и огневая мощь орудий.
• Кто будет наступать, а кто отступать? В постели, как и на войне, одинаково важно знать самого себя и своего противника.
В отличие от сражений с использованием мечей и копий, женщины имеют преимущество перед мужчинами. Поэтому мужчина должен быть лучше подготовленным к «любовному сражению». Но поскольку большинству мужчин нравится думать что они сильнее женщин, они убеждены в том, что их «пятиминутного блицкрига» вполне достаточно; большинство женщин делают вид что удовлетворены, но не признаются мужчинам в том, чего бы им действительно хотелось.
Чтобы иметь возможность доставить истинное удовлетворение партнерше и пополнить свою сущность и энергию вместо того, чтобы терять их, мужчина должен научиться:
• продлевать половой акт и повторять его до тех пор, пока его партнерша не почувствует полное удовлетворение, посредством своевременного использования акупрессуры точки ень-мо перед моментом извержения семени;
• на более высокой стадии освоить технику лобково-копчиковой мышцы (напряжение мышц заднего прохода и подтягивание вверх тазового дна).
«Радужная девушка» называет этот метод «контактом без утечки».
Когда сексуальные контакты происходят согласно законам пути дао, они становятся «безграничным источником энергии», который никогда не пересыхает и не истощается. Более того, полное воздержание так же вредно для здоровья мужчины, как и избыток сексуальной активности.
Назад к карточке книги "Секреты любви. Даосская практика для женщин и мужчин"itexts.net
Роберт Ирвин
ПЛОТЬ МОЛИТВЕННЫХ ПОДУШЕК
Сон чудовищ рождает разум.
Шаих АйогГлава первая
Мужчина в Клетке
Женщины со всех сторон окружали Клетку, словно масса ледяных обломков. Сидя во внутреннем дворе, Орхан с трепетом представлял себе праздных обитательниц Гарема за стенами Клетки. Дамы заплетали друг дружке косы, занимались вышиванием, бренчали на цимбалах, курили наргиле, изучали книги о том, как угождать мужчинам, почесывались и дожидались своего господина. Гарем представлял собой не что иное, как ряд залов ожидания в преддверии секса. Женщины за их досужими занятиями могли разве что рисоваться мысленному взору Орхана. И все же порой — изредка — ветерок действительно приносил из-за высоких стен Клетки — Кафеса — подлинные голоса женщин, поющих или смеющихся. Непривычное звучание женских голосов, подобно журчанию фонтана, освежало и умиротворяло.
Почти всю жизнь Орхан пытался представить себе Гарем за стенами. Каждая третья его мысль принимала форму женщины. Потрать Орхан хотя бы четверть того времени, которое проводил в раздумьях о женщинах, на изучение математики или астрологии, он, несмотря на юный возраст, стал бы уже всеми уважаемым мудрецом. Однако его мысли о женщинах развивались не так, как те, что могли бы возникнуть, ломай он голову над астрологическими теоремами. Орхан пришел к заключению, что в гладкости женских форм есть нечто, сокрушающее логику. Ему казалось, что лучше было бы провести последние пятнадцать лет в размышлениях о маленьком камушке. Для обитателя Клетки мысли о женщинах были одной из отраслей спекулятивной философии, ибо ни одна женщина никогда не переступала порог этого проклятого места. Свою мать Орхан видел в последний раз, когда ему было пять лет. Он сохранил смутное воспоминание о том, как находился в одном из малых павильонов дворцового парка, как тщетно цеплялся за огромную, расшитую тюльпанами юбку и как потом его оттащили возникшие сзади черные руки. То, что Орхан умрет, так больше и не увидев женщину, почти не вызывало сомнений.
Клетка располагалась в центре лабиринта зданий, внутренних дворов и крытых ходов, заключавшего в себе Императорский Гарем. Принцы, томившиеся там в заточении, жили в комплексе комнат, выстроенном вокруг вымощенного плитняком двора с крошечным садиком посередине. Под сводами колоннады, тянувшейся по двум сторонам двора, принцы могли укрываться от солнца и дождя, совершая моцион или попросту болтаясь без дела. Эта крытая прогулочная галерея вела к общей спальне и двум увенчанным низкими куполами гостиным, из которых можно было попасть в небольшие отдельные покои. Жизнь в заточении делила с принцами горстка глухонемых оскопленных слуг. На ночлег евнухи устраивались в кухне и кладовых, с двух других сторон внутреннего двора. Все окна Клетки выходили вовнутрь, в мрачный садик, а запасы провизии пополнялись через отверстие в стене кухни. Единственная, обитая железом дверь Клетки отворялась только для того, чтобы можно было впустить врача или вынести покойника. В тех редких случаях, когда дверь все-таки открывалась, Орхан и его собратья стремились хотя бы одним глазком увидеть вдали проход, известный под зловещим названием «Коридор, Где Джинны Держат Совет».
За опасным Коридором находился Гарем, за Гаремом — остальные помещения Дворца, а за пределами Дворца был Стамбул, но дать такой простор своему воображению Орхан был не в силах. Еще неделей раньше в Клетке было девять принцев. Но однажды, на прошедшей неделе, когда принцы завтракали, устроив пикник во внутреннем дворе, дверь Клетки распахнулась, и просвет заслонили два чернокожих евнуха. Они не вошли во двор, а встали у двери и поманили к себе Барака, самого старшего из принцев. Барак кивнул, прошел между евнухами в дверь и направился дальше по «Коридору, Где Джинны Держат Совет». Он ни разу не оглянулся. Барак и Орхан (второй из принцев по старшинству) заключили между собой договор о том, что когда одного из них освободят, он, если сможет, пошлет за другим. Но не было ни вызова от Барака, ни вестей о его судьбе. Да и никакие другие сообщения из внешнего мира в Клетку не поступали.
Клетка, как и Гарем, представляла собой зал ожидания, но в то время, как одалиски Гарема дожидались утех императорской опочивальни, обитатели Клетки не просто ждали, а готовились стать у кормила власти или умереть. Их судьбы зависели от состояния здоровья и настроения султана Селима и его Гарема. В один прекрасный день Селим вполне мог умереть, и тогда, в тот же день, в Клетку второпях заявились бы придворные и военачальники, которые, уведя с собой одного из принцев, немедленно провозгласили бы его султаном. С другой стороны, куда более вероятным было то, что, прежде чем настанет этот долгожданный день, Селим, действуя под влиянием зловещего сна или нашептываний ревнивой наложницы, внезапно и своевольно повелит казнить одного или нескольких своих сыновей. Тогда, в тот же день, вдоль «Коридора, Где Джинны Держат Совет», выстроились бы глухонемые, и в руках у одного из них был бы шелковый шнурок, ибо, согласно благородной традиции, оттоманская династия казнила своих принцев с помощью удушения.
Возможно, думал Орхан, Селим уже умер, а Барак, позабывший о данном Орхану обещании, стал новым султаном. Существовала и другая возможность: старый султан, который был еще жив, назначил Барака правителем Эрзерума или Амасии. И все же почти не вызывало сомнений то, что Барак умер от удушения. Орхан читал о том, что жертва подобной участи неизменно испытывает эрекцию и эякуляцию — маленькую смерть от оргазма, маскирующую собой большую смерть, которая следует за ней по пятам. Это была одна из разновидностей умирания, по неведомой пока Орхану причине отнесенных в книгах к категории «Смерти Праведника». В изучении смерти Орхан проявлял такое же усердие, как и в размышлениях о женщинах.
До восхода солнца над стенами Клетки оставалось еще несколько часов, но всю ночь было жарко, и Орхан дрожал не от холода. Внезапно он осознал, что не предполагаемая участь Барака — или не только она — вселяет в него страх и дурные предчувствия. Ночью ему снился сон. Орхан уже вспомнил его, но истолковывать не стал, ибо всем было известно, что сон принадлежит тому, кто его видит, а его смысл — первому человеку, которому он рассказывается ради истолкования.
В поисках толкователя Орхан вернулся в помещение, которым принцы пользовались как общей спальней. Семеро принцев спали, лежа на каменном полу. Когда-то они почивали там на тюфяках, да и гостиные были богато убраны коврами и подушками. Но потом Барак, как старший, подозвал всех к себе и заговорил о смысле их жизни. Каждый из них, сказал он, готовится либо стать султаном и властвовать, либо умереть как мужчина. Значит, какая бы участь им ни была уготована, необходимо бороться с недостойной мужчины изнеженностью. Следует развивать в себе оттоманские добродетели и упражняться, дабы сделаться здоровыми, сильными и закаленными. «Разве мы не мужчины?» Принцы последовали примеру Барака и в тот же день начали совершать моцион и упражняться в поднятии тяжестей, борьбе и стрельбе из лука. Мыться они стали только холодной водой. Они в клочья искромсали свою шелковую одежду. Кроме того, принцы, обойдя Клетку, собрали все ковры, тюфяки и подушки и бросили их в костер. Уже два года они спали на каменном полу.
В спальне, устремив безучастный взгляд в потолок, лежал единокровный брат Орхана, Хамид. Из всех принцев не спал только он, и именно он вышел вслед за Орханом во двор. Хамид был рожден наложницей-венгеркой. У него были рыжие волосы и бледная кожа. Для человека столь молодого у него была невероятно волосатая грудь.
Обойдясь без предисловий, Орхан начал рассказывать свой сон:
— Я находился в пустыне, где песок был таким плотным и гладким, что я шел по нему, как по меди. Наступила ночь, и прямо передо мной вдруг возникла, преградив мне путь, какая-то темная фигура. Вздымаясь высоко надо мной, фигура не давала мне прохода, но я вонзил в нее свою саблю, и она упала. Потом я улегся на нее, воспользовавшись ею как подушкой, и стал дожидаться рассвета. Над пустыней стремительно проносились звезды, и незадолго до восхода солнца я сумел разглядеть то, на чем лежал. С виду это слегка напоминало зародыш. Плавность его розовато-белых изгибов и выпуклостей нарушалась кое-где маленькими пучками волос. У твари не было ни головы, ни рук, ни ног, однако имелись пухлые органы — возможно, рты, чьи губы, казалось, кривились и со вздохом раскрывались, когда я наносил ей легкие уколы саблей. Потом, не зная, как поступить, я покинул свой сон.
Немного помедлив, Хамид дал ответ: — Пустыня символизирует воздержание. Сабля — это твой половой член. Чудовище — место, куда твоя «сабля» входит. По-видимому, — осторожно заключил Хамид, — в целом сон означает, что еще до захода солнца ты насладишься сексом.
Взглянув наверх, на крыши зданий Клетки, Орхан залился отрывистым, лающим смехом, а Хамид пожал плечами и предложил побороться. Во время борцовских поединков принцы привыкли рассказывать друг другу о том, как они наращивают мускулы и вырабатывают в себе склонность к коварству. Они учились править Империей, готовились сначала повести войска на Вену и Тебриз, а потом овладеть обитательницами Гарема, но Орхан, занимаясь борьбой, считал, что он готовится к последней схватке с немыми, которые будут ждать с шелковым шнурком в Коридоре. Орхан с Хамидом направились в кухню, где им не могли помешать остальные принцы. В углу кухни сидел на корточках слуга, но слуги Клетки были не только глухи и немы, — в том, что касалось принцев, они были фактически и слепы, и невидимы.
Двое принцев разделись и принялись энергично натирать друг друга оливковым маслом, черпая его из стоявшего на полу кувшина до тех пор, пока не стало казаться, что их тела обтянуты поблескивающей кожаной броней. Опустив головы, точно пара схлестнувшихся разъяренных быков, принцы обхватили руками плечи друг друга. Они так крепко прижались друг к другу, что с маслом смешался выступивший пот. Сцепившись в схватке, они долго кружились, и каждый пытался зацепить ногой ногу противника. Внезапно Орхан сделал шаг назад, притянул Хамида к себе и бросил его через свою вытянутую ногу. Хамид упал, но не ослабил захвата, и Орхан упал вслед за ним. Потом Хамид, слегка запыхавшись, перевернулся на спину, и Орхан оказался сверху. От удивления губы Хамида округлились буквой «О», но звука не последовало, ибо Орхан заглушил его поцелуем. Слегка приподнявшись, Орхан провел руками по масляному панцирю грудной клетки и мускулистого живота Хамида. Еще немного отодвинувшись, он нащупал Хамидовы яйца и сдавил их. Хамид застонал — не от боли, а от дурного предчувствия, — когда Орхан, став на колени у него между ног и вылив себе на левую ладонь немного масла из кувшина, приподнял ноги Хамида и втер масло в щель между Хамидовыми ягодицами. Затем, убедившись, что путь должным образом смазан, он придвинулся ближе, дабы вогнать свой член в щель Хамидовой задницы. Но даже при том, что вход был обработан, сделать это оказалось непросто. Орхан принялся энергично давить тазом на тело Хамида. Хамид застонал как безумный. Орхан уже барабанил в дверь, которая чересчур медленно открывалась. Наконец он глубоко вошел в своего сводного брата.
Победа! Он использовал Хамида так, как пользуются обычно уборной. Это и в самом деле было частью победы. Таков был удел воина — ожесточенная борьба, в которой один побеждал, а другой исполнял роль женщины и покорялся. Она не имела никакого отношения к той любви, в которую играли поэты и женщины. Орхан отодвинулся и внимательно посмотрел на крепкие, лоснящиеся ягодицы Хамида. Он с облегчением обнаружил, что не желает Хамидова тела, ибо плотское желание делает мужчину уязвимым, женоподобным. И все же Орхан сознавал всю иллюзорность своей победы, ведь секс с мужчиной считался всего лишь эскизом секса с женщиной. Он был лишь игрой, упражнением, подготовкой к настоящей войне, которая велась между мужчинами и женщинами. С другой стороны, это было лучше, чем лежать в постели с евнухом. Всем, кто занимался сексом с евнухами, было известно, что евнухи — существа вздорные, инфантильные. За свои услуги они всегда требуют шоколадные конфеты или игрушки.
Орхан лежал рядом с Хамидом, глядя в потолок и думая о занимавшемся дне. День ожидался точно такой же, как вчерашний, — разве что дата менялась. Их всех приучили к скуке. Снова и снова наступал один и тот же день, и они снова занимались борьбой и упражнялись в стрельбе. Некоторые принцы работали в саду, отсчитывая дни своей жизни в соответствии с медленным ростом саженцев. Другие устраивали тараканьи бега, бились об заклад, облетит или нет от ветра листва, или сидели как идиоты, наблюдая за поднимающимися по стене солнечными бликами. Орхан читал книги на разнообразные темы — о нравах и обычаях жителей русских степей, о половой жизни евнухов, о том, как готовить съедобную глину, как показывать фокусы с куриными яйцами, — всю литературу, которую удавалось получить через отверстие в стене. Порой он писал дамам Гарема стихи или любовные письма и, обмотав их вокруг древка стрелы, пускал через высившиеся вокруг стены Клетки. Ни одна стрела не возвращалась назад. И вот он лежал на спине рядом с Хамидом и снова поливал маслом свой член, который слегка побаливал. Увидав, чем он занят, Хамид подполз поближе и принялся сосать член, проводя языком от основания к кончику до тех пор, пока Орхан вновь не кончил, на сей раз Хамиду в рот. В конце концов, когда общество друг друга наскучило им, они направились смывать масло в расположенную по соседству маленькую баньку.
Потом Хамид, прихрамывая, побрел обратно в спальню. Орхан остался во дворе один — не считая, правда, парочки глухонемых стариков. Он почувствовал, как угасает в нем радость победы, ибо уже начал задаваться вопросом: ему покорился Хамид или тому сновидению? Судьба, в конце концов, самовластна. Внезапно ветер изменил направление, и послышались женские голоса. Орхану они показались необыкновенно возбужденными, подобными щебетанию экзотических птиц, встревоженных приближением хищника. Потом отворилась дверь Клетки. Поманила черная рука, и Орхан пошел по направлению к ней.
Глава вторая
Душистое поле брани
Слегка спотыкаясь о неровно уложенные каменные плиты, Орхан шел впереди немых по «Коридору, Где Джинны Держат Совет». Бутылочное стекло высоких окон придавало дневному свету зеленоватый оттенок. Орхан жадно вглядывался в детали непривычной каменной кладки. Он шел, напряженно вытянув руки по швам, ибо ждал, когда ему на горло накинут шнурок. Однако ничего не происходило, и он продолжал идти. Казалось, невидимые джинны, которые держали в этом коридоре совет, решили оставить Орхана в живых.
В конце коридора стоял маленький человечек.
— Здравствуй, султан Орхан, владыка Империи на востоке и на западе! Приветствую моего господина, воскрешенного из мертвых и рожденного заново! Прищурившись в изумлении, взираю я на то, как сыплются с тела твоего комья земли, а августейшая твоя матушка, старшая валиде, жалует тебе сверкающий халат новой жизни. Так прими сей дар и следуй за мной.
Когда карлик повернулся, чтобы пойти впереди, Орхан увидел, что странный человечек к тому же горбат. Он вышел вслед за карликом из коридора и пошатнулся, пораженный тем, что оказался вдруг в таком громадном открытом пространстве. Хотя поначалу ему не удавалось уразуметь, на что именно он глазеет, вскоре стало ясно, что он идет по большому саду.
Он протянул руку и повернул карлика лицом к себе:
— Кто ты такой?
— Я — визирь твой до той поры, покуда могу узреть свою тень в солнечном свете твоей благосклонности, но, видит Бог, под каким бы углом ни светило солнце, тень, которую способно отбрасывать такое тело, как мое, всегда должна быть короткой.
— Как я стал султаном? Разве Селим умер? Что случилось с Бараком?
— Увы султану Селиму! И в самом деле, попугай его благородной души, разорвавший путы своей плотской клетки, вынужден отлететь в вечный город.
— Ты хочешь сказать, что отец мой умер?
— Даже султан должен в один прекрасный день сойти из мира живых в бездну небытия.
— А где Барак?
— Скоро ты узришь его пред собою.
— Почему я освобожден?
— Кто сказал, что ты свободен? Ты отнюдь не свободен. Из всех смертных султан свободен в наименьшей степени, ибо обременен заботами о государстве и правосудии. Хороший султан всегда будет рабом своих подданных.
Тут нетерпеливый визирь повернулся и неожиданно быстрым шагом направился к стоявшему посреди сада павильону из фарфоровой глины. Рассудок Орхана клокотал от вопросов, оставшихся без ответа, но до тех пор, пока он не вошел вслед за карликом в дверь, задавать их было некогда.
По фарфоровому полу носилась маленькая газель, чьи ноги неуклюже разъезжались в стороны, когда животное было не в состоянии удержаться на столь гладкой поверхности. Вокруг газели стояли на коленях молодые служанки, пытавшиеся поймать ее и успокоить. На скамейке в глубине павильона сидела, откинувшись на подушки, потасканная женщина постарше, смеявшаяся над тщетными усилиями своих служанок. Оказалось, что Орхан ее все еще помнит.
— Мама, разве ты меня не узнаешь?
Старшая валиде кивнула и, как бы оправдываясь, помахала руками, однако перестать смеяться так и не смогла. Это была женщина, с позволения которой его забрали в тюрьму, где он томился пятнадцать лет. Наконец одна из служанок поймала газель, взяла ее на руки и вынесла из павильона. Тогда взгляд старшей валиде остановился на Орхане. Да и все женщины в павильоне уже лукаво смотрели на него из-под накрашенных ресниц. Никто не произносил ни слова. Что до Орхана, то он стоял, ошеломленно глядя на женщин. Они не были похожи на женщин из книжек с картинками, которые они с братьями любили разглядывать в Клетке. На миниатюрах были изображены изящные, тонкие, как тростинки, создания, смотревшие с картинок ничего не выражавшими взглядами. Однако живые женщины в павильоне были неуклюжими, полнотелыми существами, которые, несмотря на свои габариты, все еще обладали, казалось, наружностью маленьких девочек. Орхан, впервые за очень много лет увидевший женщин, испытывал к ним чувство жалости, поскольку вся эта мягкость, эти хрупкие запястья, отвислые груди и толстые зады отнюдь не способствовали выживанию подобных существ в мире мужчин.
Наконец, опомнившись и догадавшись о существовании некоего императорского этикета, Орхан поклонился матери. Дабы оказаться в ее объятиях, он подошел поближе. Завидев это, она поднялась с подушек и приложила палец к его губам:
— Ты долго пробыл в Клетке. И все же объяснения можно отложить. После пятнадцати лет, проведенных в Клетке, тебе, вероятно, не терпится провести время с девушкой. — На ее лице отразилась напускная озабоченность. — Наверняка не терпится… Визирь тебе девушку подберет.
И она взмахом руки отпустила Орхана.
Выйдя в сад, Орхан сказал своему визирю, что с девушкой можно повременить. Первым делом он должен был созвать совет министров.
Визирь, однако, не согласился:
— Ты — владыка Империи от Евфрата до Дуная, и, несомненно, предстоит еще многое сделать, но прежде ты должен стать владыкой своего гарема, ибо мужчина, который не сможет овладеть своим гаремом, не сможет владеть собой, а империей — и подавно. К тому же тебе как можно скорее нужен наследник. Итак, какую наложницу ты предпочтешь — дурнушку или красавицу?
— Что? С какой это стати я должен выбрать дурнушку?
— Ну, как говорится, красота увядает, а уродство вечно. Ты уверен, что не предпочел бы уродливую наложницу?
— Совершенно уверен. Приведи мне красавицу.
— Ага! Помнишь, ранее я сказал тебе в саду, что ты не свободен? Теперь ты должен убедиться в правдивости моих слов, ибо должен признать, что ты не свободен, ибо не можешь сделать свободный выбор и предпочесть уродство красоте. Ага! Вот и попался!
— Я вижу, мне еще многому предстоит учиться, — осторожно ответил Орхан, подумав при этом, что наутро откажет визирю от должности. — А теперь подбери мне красавицу. И давай поскорее с этим покончим.
— Кажется, на первый день у меня есть для тебя подходящая девушка. Она грузинка. Поскольку твоя Империя находится в состоянии войны с Грузией, девушка обеспечит тебе хорошую подготовку. Научиться сидеть на ней верхом — все равно что научиться тому, как покорить Грузию. Она станет той лошадью, на которой ты доскачешь до сердца ее страны. О! Еще кое-что. Делай с ней все, что пожелаешь, но, что бы ты ни делал, ни в коем случае не позволяй гадюке пить в «Таверне парфюмеров».
Когда Орхан помылся и надушился, его отвели в крошечную каморку с ребристым сводом, богато украшенную вышитым бархатом, однако не очень отличавшуюся от тех комнат, к которым он успел привыкнуть в Клетке. В глубине каморки находилось мраморное возвышение. На возвышении этом стояла кровать, а в ногах кровати — пюпитр, на котором лежала большая раскрытая книга. В комнате казалось на удивление холодно. Потом, направившись к возвышению, Орхан посмотрел вниз и увидел, что ступает по льду. Несмотря на кровать и бархатные драпировки, комната оказалась всего лишь подвалом для хранения льда. Совершенно озадаченный, Орхан осторожно добрался до кровати и стал ждать. В Клетке он читал о султановых ямах для хранения льда и о том, как лед огромными глыбами привозят на резвых верблюдах с горы Олимп, а затем плотно укладывают и хранят в глубоких ямах в стенах Дворца, — и все это лишь ради того, чтобы летом султаны могли употреблять напитки со льдом. Но с какой стати здесь оказался он?
Долго ждать не пришлось — вскоре Орхан увидел, как дверь отворяется и что-то приближается к нему, оскользаясь на льду. В полутьме это могло показаться и собакой, и джинном. Потом существо подняло голову, и Орхан увидел, что оно, а вернее, она — женщина, с трудом бредущая к нему. Пока она шла, позвякивали ее массивные браслеты и серьги. У края мраморного возвышения она опустилась на колени и, прежде чем поднять к Орхану лицо, поцеловала его ногу.
— Я — Анадиль, — сказала она.
У нее были большие глаза и темные вьющиеся волосы, выбивавшиеся из-под замысловатого головного убора из золотой и серебряной филиграни.
— Красивое имя, — продолжала она. — Ты так не считаешь? Это значит «Соловьи».
Орхан попытался нежно приподнять ее с пола, но она воспротивилась.
— Сначала скажи, что у меня красивое имя. — Она надула губы.
— У тебя красивое имя. А теперь поднимись и сядь рядом.
Она неохотно села на кровать. Вновь Орхан попытался было притянуть ее к себе. Хотя у нее не хватало сил, чтобы сопротивляться, она все же запротестовала:
— Не так быстро! Ты похож на зверя из чащобы. Так со мной обращаться нельзя.
— Я обращаюсь с тобой как хочу. Я — твой султан.
И Орхан прижался к ней, а его набухающий член — к ее бедру. Ему захотелось зарыться в Анадиль. Его руки обшаривали ее тело в поисках способа снять с нее одежду, но она с надутым видом продолжала ерзать под его руками, и, хотя ее желтое шелковое платье с непривычными застежками и крючками было достаточно тонким, чтобы Орхан сумел его с нее сорвать, ее защищало еще и нечто вроде украшенных драгоценностями доспехов. Талию охватывал пояс из продырявленных монет и амулетов, а на груди висели тяжелые, многослойные ожерелья.
— Не спеши! Ты как будто женщины никогда не видел! — Тут, сообразив, что говорит, она прыснула со смеху. — Ну конечно, в Клетке ведь женщин нет! Для такого, как ты, тело вроде моего — незнакомая территория… Пусть так, но если ты прождал меня пятнадцать лет, еще пара часов флирта — сущий пустяк. Ты должен мне угодить.
— Нет, это ты должна мне угодить. Я — твой султан, — продолжал настаивать Орхан.
— Как раз наоборот. Иначе я буду несчастна и сделаю несчастным тебя. Подчиняться наложнице — не позор для султана, если он ее вожделеет, ибо такова особенность возвышенной любви. Во всяком случае, я вижу, что уже тебе угождаю. — Она указала на выпуклость у него между ног. — Что это там у тебя? Он очень большой, правда? Быть может, он такой большой потому, что я ему нравлюсь?
Орхан кивнул.
— Я довольна тем, что нравлюсь ему. А всему остальному я тоже нравлюсь?
Он кивнул. Хотя ее наивные вопросы вызывали у него почти невыносимое раздражение, запах Анадиль, вкрадчивый и горький, околдовывал его и заставлял подчиняться, так что она могла бы заполучить все, чего желала, сумей он только заполучить ее.
— Ну, тогда улыбнись… и тебе придется научиться правильно говорить, а не просто качать головой. Думаю, придется научить тебя, как следует разговаривать с наложницей. Ты так невинен — право же, совсем еще мальчик! Но бояться меня не надо. Ты должен просто сказать, что я привлекательна и какие части моего тела тебя особенно привлекают.
— Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.
Со стороны Орхана это не было большой уступкой. Разглядывая Анадиль, он был поражен болезненным цветом ее лица и уязвимостью нежных рук. Кончилась бы только игра в вопросы и ответы, и тогда он сумел бы овладеть всеми мягкими, пленительными изгибами этого прелестного создания. Хотя Анадиль не велела ему бояться, он все еще чувствовал нечто пугающее в сверхъестественном качестве ее красоты, которая была сродни источнику страха. Анадиль казалась ему пришельцем из другого мира.
— Ну что ж, для начала неплохо. А теперь, если ты уберешь с меня свои руки, я для тебя разденусь.
Отойдя от кровати, Анадиль остановилась, дабы сбросить на мраморное возвышение каскады золота, серебра и меди, а за ними — желтое платье. Через считанные мгновения она уже стояла перед Орханом нагая. Потом она повернулась спиной и, глядя через плечо, сказала:
— В Гареме мы, девушки, любим перед сном почитать.
Анадиль подошла к пюпитру и вернулась к кровати с книгой. Присев рядом с Орханом, она раскрыла книгу у себя между бедрами.
— Она называется «Душистое поле боя, или Вопросы, заданные смуглой девушке белым султаном», — сказала Анадиль, с трудом разобрав по буквам слова.
Она принялась перелистывать страницы. Книга была иллюстрирована. Они стали вместе разглядывать мелкие изображения женщин, окруженных рвами и крепостными валами, мужчин, идущих на приступ с таранами и длинными, снабженными крючками орудиями, и ярко раскрашенных облаков дыма, плывущих над полями, усеянными цветами и трупами. В шатких с виду замках мужчины и женщины встречались друг с другом в рукопашном бою. Имелись в книге и сложные планы золотого и черного цветов с указывающими направление стрелками и схематичными флажками. На последней странице был изображен мужчина, сплошь золотого цвета. Перед ним стояла на коленях одна женщина, уткнувшаяся лицом ему в пах, из-за его плеча, стоя у него за спиной, выглядывала другая, а сам он свирепо скалил зубы — серебристый блик на золотистом лице. Дойдя до этой картинки, Анадиль принялась торопливо листать страницы в обратном направлении.
— Вот, — сказала Анадиль, тяжело привалившись к Орхану, — «Глава о необходимости хороших умственных способностей», а это — «Раздел о том, как именовать части тела».
Одна рука перемещалась по странице, отмечая место, где читала Анадиль. Другой рукой она поглаживала свои груди.
— Как они называются?
— Это груди, — ответил Орхан, не сумев скрыть раздражения в голосе.
К его удивлению, Анадиль дала ему несильную пощечину.
— Так их называют только простолюдины. Это мои луны. Таков язык любви и поэзии. Смотри, в книге так и сказано. Ты должен практиковаться. Скажи: «Я люблю твои полные луны».
1 2 3 4 5 6 7
www.litlib.net
– Спаси и сохрани, – вымолвила матушка, едва очнулась.
Обморок ее не длился и пяти секунд, никто и с места сдвинуться не успел. Стажерка подскочила, чтобы помочь ей встать. Несмотря на протесты Хемы, матушка вцепилась в табурет анестезиолога:
– Я остаюсь здесь!
Времени на споры не было.
Матушка склонилась над Мэри, принялась рассматривать пальцы на ее руке, в которую наконец переливали кровь. Матушке не хотелось глядеть на то, что делают доктора, на их красные перчатки, мелькающие под животом больной. Голова у нее кружилась.
Пока матушка трясущимися руками растирала Мэри пальцы, у нее сами собой вырвались слова:
– Инструменты Господа.
У сестры Мэри Джозеф Прейз были изящно вылепленные пальцы, тонкие и нежные. Даже безжизненные, они свидетельствовали о прекрасной моторике. А вот на белых пальцах самой матушки не слишком красиво выпирали крупные костяшки – признаки возраста, тяжкого труда и тщания, с каким приходилось отскребать руки после работы, которой она занималась наравне с Гебре. Сторож, садовник, разнорабочий и священник в одном лице, он всегда считал, что матушке не пристало пачкать руки.
Матушку охватила дрожь.
– Боже, возьми меня, – взмолилась она, – только подожди, пока они закончат, чтобы не отвлекались на меня.
Как ей хотелось выпить кофе, выращенный ею самой на каменистой земле Миссии, а потом сделать хороший глоток, ощутить во рту кофейную гущу. Итальянцы оставили после себя пристрастие к macchiato и espresso , которые подавали в каждом кафе Аддис-Абебы. Этих напитков матушка не употребляла. Кофе в Миссии заваривали традиционным образом, и он поддерживал ей силы в течение всего дня, да и прямо сейчас оказал бы свое волшебное действие.
В уголках ее рта скапливались слезы.
– Одна из вверенных моим заботам, дочь, которой у меня никогда не будет, теперь с ребенком…
Столько невыразимых тайн раскрывали перед ней страшные болезни. Приближающаяся смерть внезапно срывала покровы с прошлого и нечестивым союзом соединяла его с настоящим.
Господи! – взмолилась она про себя. – Ты мог бы избавить нас от этого. Избавить ее!
Матушка задумалась о том порыве, который заставил сестру Мэри Джозеф Прейз спрятать свое тело под облачением монахини или под медицинским халатом и маской. Это не помогло, одежда только подчеркивала прелесть неприкрытых участков плоти. Даже вуаль не в состоянии скрыть чувственность милого лица и пухлых губ.
Не один год матушка подумывала о том, чтобы ей и сестре Мэри Джозеф Прейз скинуть белое монашеское одеяние. Эфиопское правительство закрыло школу американской миссии в Дебре Зейт за попытки обращения учеников в свою веру. Матушка заведовала больницей и не занималась охотой за заблудшими душами, но все-таки решила, что, быть может, с политической точки зрения разумнее переодеться в мирское платье. Но как-то раз ей попалась на глаза сестра Мэри Джозеф Прейз, выходящая из Третьей операционной в юбке и блузке, и матушке захотелось прямо на месте завернуть ее в покрывало. В. В. Гонафер, лаборант в лаборатории Миссии, в тот момент стоял рядом с матушкой и тоже видел молодую монахиню в муфти . Он застыл, словно сеттер, сделавший стойку на перепела, и жарко покраснел до корней волос. И матушка решила, что монахиням в Миссии лучше не менять форму одежды.
Внезапный вскрик то ли Хемы, то ли Стоуна вернул ее к реальности. Матушка испуганно вскинула голову, и увиденное повергло ее в дрожь, лишь чудом она удержалась от нового обморока. Матушка зажмурилась и постаралась унять головокружение…
Не было у нее святого, кого бы она почитала образцом, к кому обращалась в трудную минуту. Одна мысль о том, что святая Екатерина Сиенская пила гной инвалидов, наполняла матушку омерзением. Она полагала, что такие замашки – всего лишь особенная континентальная слабость, и не терпела воркующей пропаганды чудес , всех этих кровоточащих ладоней и стигматов. Святая Тереза Авильская… что ж, она ничего против нее не имела и не осуждала сестру Мэри Джозеф Прейз за поклонение Терезе. Но про себя она тайком соглашалась с доктором Гхошем, специалистом по внутренним болезням, что пресловутые видения и экстаз святой – не более чем разновидности истерии. Гхош показывал матушке фотоснимки истеричек, сделанные знаменитым французским неврологом Шарко[37]Жан-Мартен Шарко (1825–1893) – французский врач-психиатр, учитель Зигмунда Фрейда, специалист по неврологическим болезням, основатель нового учения о психогенной природе истерии. Провел большое число клинических исследований в области психиатрии с использованием гипноза как основного инструмента доказательства своих гипотез. в парижском госпитале Сальпетриер. Шарко полагал, что источник бредовых идей находится у женщин в матке, в hystera по-гречески. Женщины на фото улыбались, принимали вызывающие позы, которые Шарко назвал «Распятие» и «Блаженство». Как кто-то мог улыбаться перед лицом паралича и слепоты? La belle indifference – вот как Шарко определил этот феномен.
Если у сестры Мэри Джозеф Прейз и были видения, она ни разу о них не обмолвилась. Порой по утрам вид у нее был такой, словно она не спала ночь, пылающие щеки и летящая походка показывали: ей стоит немалых усилий оставаться на этой грешной земле. Пожалуй, это объясняло то хладнокровие, с каким она сносила выходки Стоуна, ведь несмотря на все его таланты, работать с ним плечом к плечу было нелегко.
Вера матушки-распорядительницы отличалась большим прагматизмом. В себе она обнаружила стремление помогать людям. А кто сильнее нуждался в помощи, чем больные и страждущие, которых здесь было куда больше, чем в Йоркшире? Именно поэтому целую жизнь тому назад она и прибыла в Эфиопию. Несколько фотографий, памятных вещей, книг и документов, которые матушка привезла с собой, за эти годы пропали – или же она их куда-то засунула. Она не расстраивалась по этому поводу – в конце концов, одна Библия послужит ничуть не хуже, чем другая. А вещи, к которым она была привязана, также без особого труда можно заменить на новые: иголки с нитками, акварели, одежду.
А вот нематериальные ценности стали для нее значить чрезвычайно много: положение в городе, где каждый, включая ее саму, именовал ее «матушкой»; изобретательность, благодаря которой ей удалось создать из кучки домов уютную больницу – Восточноафриканский Эдем, как она в мыслях ее называла; репутация врачей, которых она сама набрала и которые со временем также превратились во «вверенных ее заботам». Пуповина, которая некогда связывала ее с Обществом ордена Христа-младенца, с Суданской внутренней миссией, была давно перерезана, и все они обратились в добровольных ссыльных – и сама она, и вверенные ее заботам.
Название «госпиталь Миссии», которое нещадно коверкали местные, было неофициальным: в документах больница фигурировала не то как Базельская Мемориальная, не то как Баденская Мемориальная – ее так назвали в честь щедрой церкви не то из Германии, не то из Швейцарии. Баптисты из Хьюстона жертвовали значительные суммы, но им и в голову не приходило увековечить свою благотворительность в названии. Доктор Гхош говаривал, что у больницы не меньше ипостасей, чем у индусского бога.
– В данный конкретный день только матушка знает, в каком госпитале мы трудимся – в Тенессийской баптистской клинике для амбулаторных больных или в Техасской методистской клинике для амбулаторных больных. Так что не ругайте меня за опоздания – ведь мне же надо восстать с одра и отыскать место работы… Ах, матушка, вот и вы!
«Да, мы все тут ссыльные, – думала матушка, – и сокамерников не выбираем».
Но даже к Гхошу, несомненно одной из самых странных божьих тварей, монахиня испытывала материнские чувства. Наряду с беспокойством за грешника.
Матушка вздохнула и вдруг ощутила на себе взгляды присутствующих. Оказалось, губы ее шепчут молитвы. На шестом десятке монахиня стала замечать, что порой слова и поступки у нее идут каждый своей дорогой. Например, в самые неподходящие минуты в голове вдруг оживут образы из прошлого и начнут сами собой укладываться в памятный альбом. Зачем? Когда этот альбом раскроется перед ней? На торжественном обеде? На смертном одре? У врат рая? Она давно уже не задумывалась об этих материях. Ее отец, шахтер, погрязший в пьянке и мраке забоя, называл врата рая «жемчужными вратами»[38]А двенадцать ворот – двенадцать жемчужин: каждые ворота были из одной жемчужины. Улица города – чистое золото, как прозрачное стекло. Откровение Иоанна Богослова, 21:21., Pearly Gates. По-английски «Перли Гейтс» звучит как имя неряшливой женщины, одной из тех, что стояли между отцом и семьей.
Но в одном монахиня была совершенно уверена: образ, явленный ей, когда она подняла взгляд, привлеченная возгласом Хемы или Стоуна, она не забудет никогда. Солнце неожиданно заглянуло прямо в окно Третьей операционной, заиграло зайчиками на стекле, металле и кафеле и высветило то, что показалось из разверстой раны на месте живота сестры Мэри Джозеф Прейз, – два тельца, сцепившиеся наподобие гиен над падалью. Сине-черный сгусток крови – гематома – засиял как хлеб в таинстве причащения. Солнце будто нарочно искало нерожденного. Мы видели друг друга. Маски сорваны . Да, конечно, стечение обстоятельств можно было бы трактовать как чудо… но ведь ничего не произошло, законы природы не нарушались (что матушка считала sine qua non [39]Без чего нет; необходимое условие ( лат. ). для чудес). Только все равно казалось, что место близнецов на небесном своде и их земная судьба предопределены еще до рождения; и монахиня знала, что отныне ничто, ни аромат эвкалиптов, ни стрекот дождя по жестяным крышам, ни запах вскрытой брюшной полости, уже не будет таким, как прежде.
librebook.me
Успех гонконгского фильма тем более значителен, что он получил третью категорию проката. Посмотреть ленту в кино могут только лица старше 18 лет. Кинотеатры забиты до отказа несмотря на то, что цены на билеты приближаются к 15 долларам, а за место в залах для частных просмотров, которые арендуются целыми компаниями, приходится платить больше двадцати долларов.
Примечательно, что сборы "Секса и дзена" вдвое превысили доход от прежнего рекордсмена третьей категории, фильма "Похоть и осторожность". Лента, снятая в 2007 году, в свое время отняла лидерство у предыдущей экранизации "Секса и дзена", которую снял отец Стивена Шиу, Стивен Шиу - старший.
Фильм пользуется успехом и в других странах. На Тайване сборы за первые три дня показа превысили полмиллиона долларов. Фильм, полный секса, насилия и черного юмора, пользуется популярностью и в других странах Азиатско-Тихоокеанского региона. Для жителей КНР, где лента запрещена, на майские праздники запланированы специальные туры в Гонконг.
В основе фильма лежит эротический роман XVI века "Молитвенный коврик для плотских утех". Произведение Ли Юя рассказывает историю похотливого "естествоиспытателя", который расстается с женой, чтобы найти себя. В процессе "исследований" он бросает вызов общепринятым нормам.
_________________________________________________________________________________________________
Тут такое дело. Я думаю хоть это и порнофильм, он недостаточно реалистичен. Вы ведь знаете, что раньше у китайских женщин был такой обычай бинтовать ноги, что бы стопа была маленького размера. В результате получается вот такая красота.
Даю руку на отсечение, что в этом фильме это не отображено, а то бы народ начал плеваться, если что не хуже. Получается, что самый реалистичный и натуралистичный жанр кино, в данном случае совсем не реалистичен и не натуралистичен.
vasiliy-okochka.livejournal.com